Впрочем в эти дни все работали как каторжные. Талли с помощью матери собирал сведения о жертвах лорда Фергюса и всех, кто соглашался свидетельствовать, отводил в храм. Записи, данные под клятвой и заверенные подписями жриц, хранили у архмастера Гелена, разумеется, посвященного в ситуацию. В оставшееся время бард сочинял песни и музыку для пьесы. Лена разрывалась между пером и иглой: правила текст и работала подмастерьем у Сольвейг. Обметывала, подрубала, подшивала. И бегала на рынок за продуктами — бригаду спасателей нужно было ежедневно кормить. Ходила в разное время, только самыми оживленными улицами и всегда держалась людей. Слуги лорда по-прежнему следили за домом. Хвала Великой, никаких действий он пока не принимал. Дни напоминали неисправную карусель или исправную тренировочную центрифугу.
Платье и пьеса были закончены одновременно. Сольвейг священнодействуя застегнула все пуговицы, внимательно проверила швы и разрешила Рину упаковать свое сокровище в чехол, защищенный заклинанием от влаги, пыли, моли и прочей гадости. А Лена просто сказала Талли:
— Так, хватит. Лучшее — враг хорошего. Все равно потом придется по живому под актеров подгонять.
— Тогда завтра поеду к Обри. Вы тут как, справитесь без меня?
— Очень постараемся. Возьмешь коня и амулет для поиска?
— Коня нет, амулет возьму.
— Ладно. Пообещай не ночевать где попало?
— Слушай, я, вроде, вырос уже, — огрызнулся Талли.
Лена внимательно посмотрела на взъерошенного барда, выдохнула и устало потерла виски
— Извини. Ты прав. Я же ничего не понимаю в дорогах. Что-то совсем дерганая стала в последнее время.
Опять извиняется. Талли ставила в тупик эта ее привычка. Впрочем как и неизменно бережное отношение к Сольвейг. И то, что Лена аккуратно опекает старшего казалось бы брата. И легкость, с которой она приняла Талли. Назвала другом, прислушивалась к советам, не лезла в личное и с благодарностью принимала любую помощь. Не стоило так ей отвечать.
— Я возьму артефакт и буду осторожен, — сказал с улыбкой. — Хочу, знаешь ли, увидеть, как мои коллеги лопнут от зависти после премьеры.
— Очень достойная мотивация. Предлагаю за это выпить. О, а вот и наши мастера, — Лена помахала рукой вошедшим на кухню Рину и Сольвейг, — мы тут собираемся отметить завершение шедевров. Я пока принесу вина, а ты, братец, сделай четыре копии вот этой рукописи. Талли, да хватит черкать уже! Предупреждаю, после твоего приезда, текст сверю.
— Ты — жестокая женщина, Лена. Убиваешь во мне стремление к совершенству!
— Будешь наговаривать, разбавлю твое вино.
— Магистр Ринвальд, повлияйте на сестру! А, вы колдуете. Ну колдуйте, колдуйте.
Драматическая тирада была прервана звонким смехом Сольвейг. Три пары глаз уставились на девушку, которая в последнее время даже говорила и улыбалась редко. А сейчас хохотала. От души. Вытирая выступившие на глазах слезы. Хозяйка дома и бард заговорщицки переглянулись. Она наклонила голову в знак благодарности, он улыбнулся и подмигнул. Рин же просто наслаждался.
А потом они напились. Точнее выпили, потому как Талли такая доза вообще не брала, Лена чуть захмелела, Сольвейг моментально раскраснелась, начала икать и была отправлена спать, а Рина пришлось опять провожать до университета. Дорога обратно совсем не походила на ту первую прогулку. Шли очень быстро, постоянно оглядываясь, готовые броситься бежать. И только увидев знакомую синюю дверь Лена поняла, что мертвой хваткой вцепилась в руку барда. Отпустила. Извинилась. Вынесла две копии рукописи, завернутые в ткань с волшебной пропиткой, и протянула их Талли.
— Обещай, что будешь осторожна, — его голос непривычно серьезен.
— Я буду очень осторожна.
— Тогда до встречи, Лена.
— До встречи, Талли.
Улыбнулись друг другу и разошлись по домам.
Готовясь докладывать королю, Бриан пребывал в странном настроении. Никак не мог выбросить из головы фразу Лены о том, что не стоит быть к себе слишком строгим. Магистр не принимал похвалы. Выслушивал, благодарил. Но стоило доброму слову проникнуть за маску, как на него набрасывалась пустота. Коверкая, обесценивая, превращая в лишнее подтверждение несовершенства Бриана. Однако в тот вечер Лена не восхищалась, не льстила и не заискивала. Просто аккуратно похвалила его работу. Ведь Бриан действительно принял ряд удачных решений. Лугнасад прошел хорошо, проблем меньше, чем в прошлом году. И уж Лена точно не питала иллюзий относительно Бриана. Тогда почему он сейчас так недоволен собой?
— Потому что ты — никчемный, ни на что не годный мальчишка!
Пустота словно ждала сигнала, чтобы подать голос. Бриан вздрогнул, будто от удара, и стиснул зубы. Изнутри начинала подниматься знакомая волна презрения. К себе. Недостойному, неспособному справиться с элементарным заданием. Неспособному? Разве?
— Но работа выполнена хорошо!
Отчаянно уцепился за эту мысль почему-то казавшуюся правильной. Настоящей. Достойной того, чтоб за нее побороться.
— Можно было лучше! — злой мертвенный шепот.
— И я сделал лучше. Лучше, чем в прошлом году. А в следующем сделаю еще лучше. И это не отменяет то, что работа выполнена хорошо, — выделил последние три слова. — А теперь заткнись и дай мне закончить!
Прокричав последние слова сделал глубокий вдох. Такой глубокий, что, казалось, легкие не выдержат и разорвутся. А потом медленно выдохнул, вместе с яростью выводя из организма трупный яд, оставляемый пустотой. Бриан дышал, пока не закружилась голова. Не в силах справиться с переполнявшими эмоциями, упал в кресло и расхохотался. А когда его величество на следующий день поблагодарил своего дорогого магистра за хорошую работу, Бриан спокойно принял похвалу, ощутив тепло и какую-то странную радость.